Алексе й льво вич хвосте нко

Я — дегенерат, имеющий все основания…

Алексей Львович Хвостенко. «Подозритель»

Алёша Хвостов родился не в самое лучшее время, да и не в самом лучшем месте. Он появился на свет в Свердловске, в 1940 г. спустя неделю после очередной годовщины Октябрьской революции. Его дед – горный инженер и оперный певец Василий Хвостенко, эмигрировавший ещё до революции вернулся в Россию из Англии в тридцатые с сыном Львом и довольно скоро стал профессором одного из ВУЗов Свердловска. Тайком бабка Алексея показывала афиши с выступлений Василия Хвостенко в Нью-Йорке, Париже, Лондоне. По её рассказам Василий Васильевич был дружен с Шаляпиным и являлся его большим поклонником. Своими выступлениями он вполне мог прокормить семейство.

Его расстреляли в конце тридцатых как врага народа. Оставшись сиротой, Лев довольно быстро женился, и в Свердловске родился его сын Алексей. В Свердловске Льва Васильевича сторонились, местные поэты относились к «англичанину» с опаской, ожидая его ареста и расстрела. Вскоре Льва покидает мать Алёши, а после войны он с сыном переезжает в Ленинград.

В Ленинграде Лев Хвостенко основывает английскую школу «на Фонтанке», одну из первых английских школ в СССР. Помимо школы, Лев Васильевич занимается проведением семинара переводчиков при Союзе Писателей.

Лев Васильевич отдал сына в привилегированную английскую школу, которую он и закончил. Отец Алёши проживёт недолго – в 1959 году его не станет. Алексею тогда было всего девятнадцать. Позже он запишет несколько песен на стихи отца – и свои («Вор») и переводные (старинная английская баллада «Стоят цыгане у ворот»).

Впоследствии Алексей Хвостенко вспоминал, что с раннего детства он жил в окружении книг. По иллюстрированным томам он изучал искусство и культуру Ренессанса и Средневековья. Особенно Алёшу влёк поэтический период начатый трубадурами и оконченный Данте. «Самым важным поэтом» для Алексея Хвостенко всегда был Хлебников. Среди других повлиявших на него авторов Сумароков, Державин, Катулл, Марциал, Тибулл, Проперций, Петрарка с Шекспиром, и – особенно стилистически – Ларошфуко.

Уже сиротой Алексей продолжает учиться, поступив в Высшую школу искусств.
Вообще в начале 60-х годов он пытался учиться в нескольких ВУЗах – Мухинском училище, Институте им. Герцена. Когда, позже, он серьёзно займётся живописью, то будет вспоминать, что первый и единственный урок рисования в жизни ему дал монгол из ленинградской Академии художеств, зарисовывавший бюст Маяковского.

Перед театральным институтом Хвост увлекается битниками, Поллоком и поп-артом, читает Гинзберга и Керуака. Подобно многим молодым питерцам Хвостенко зовёт себя битником, разгуливая в рванье с нечесаными, грязными волосами.

Он учится у Николая Павловича Акимова – по его воспоминаниям гениального режиссёра и весьма хорошего художника. Тот рассказывал довольно разнообразные вещи, что-то показывал, разъяснял – но основным уроком была творческая свобода. У Акимова можно было делать практически что угодно – в том числе абстракции. Однако на курсе Хвостенко пробыл недолго – «зашёл и вышел, проучился месяца два или три». На первой художественной выставке – а начинал Хвост именно как художник – Акимов критиковал его «Портрет бабушки» – коллаж из различных предметов, найденных на улице.

«Бабушка не плавает» — сказал он – «так, конечно, ничего – красиво, элегантно. Но будет пылиться». В ответ Хвостенко пересказал своему учителю пьесу Беккета, «Последняя магнитофонная лента». Пересказ понравился и они разошлись довольные друг другом, чтобы уже не встречаться. Никогда больше.

По воспоминаниям Хвоста его превращение из свободного бит-художника в artist complete, в поэта пишущего собственные песни началось после прочтения «Когда качаются фонарики ночные» его друга Глеба Горбовского.

Позже Горбовский спасался у него на 5-й Советской, от… клопов, которых тогда морили в его квартире. Кроме Глеба, которого Хвост знал с 1960 г, примерно в то же время завязал дружбу с Бродским. Они жили рядом – Бродский на Пестеля, Хвостенко – на Греческом, так что когда ломали старую греческую церковь стихи на эту тему написали оба. Вполне возможно, что первым стихи Бродского об этом услышал именно Хвост – Бродский часто забредал к нему утром прочесть что-нибудь новенькое.

Бит-тусовка тогда перетекала от сквера у Зимнего стадиона к Екатерининскому саду. Затем её сердцем стал знаменитый «Сайгон».

В начале 60-х творческую Москву делили лианозовцы, смогисты и группки вокруг Зверева, Яковлева или Харитонова. В Питере же имелись «хеленкуты» Эрля, «Верпа» самого Хвостенко (+Анри Волохонский и Леонид Ентин) и, по выражению Кузьминского, «ахматовские сироты». Кстати, к затащить Хвоста к Ахматовой неоднократно пытался Бродский, но у него ничего не вышло – Хвост не интересовался известными личностями.

Пускай работает рабочий
Иль не рабочий если хочет
Пускай работает, кто хочет
А я работать не хочу

Алексей Львович Хвостенко

В начале-середине шестидесятых у Хвостенко обостряются проблемы с работой. То есть он как бы уже нигде и не учится, но работает лишь на «левых» заработках – то мыловаром в прачечной, которую он таки залил мылом, то конюхом на кухне зоопарка – развозит еду по клеткам на хромом коне Цыгане, запихивая её в пасти животных, а то – фотографом в Крыму на пляже.

Деньги пропивал в Коктебеле, на «Киселёвке» — даче, где жил художник Юра Киселёв, иногда – пел в доме Волошина. К Киселёву приезжали все кто угодно – помогали дом достраивать. Сам Хвост больше спаивал гостей. Кончилось всё это зимним пожаром, и «киселёвка» — сгорела.

В 1961 году он проездом в Тарусе – на выставке Штейнберга, Воробьёва и компании. По уверениям Хвоста он побыл там день, повалялся в стогу с какой-то девчонкой а утром его погнали крестьяне с вилами, навсегда отбив охоту посещать Тарусу.

В 1963 году Хвост создаёт Верпу – небольшое литобъединение, получившее название по маленькому якорю и музе. Девиз Верпы «Каждый делает что хочет» он берёт из «Телемского аббатства» Рабле.

Чуть раньше, чем Бродского его судят за тунеядство. Бродский ходит просить за Хвоста. В то время по Питеру расходятся фельетоны о тунеядцах Ентине, Роме Каплане, Бродском и Хвосте.

Он вспоминал: «меня спросили: «Чем вы занимаетесь сейчас?» — «Я пишу стихи». — «Как, вы пишете стихи и не имеете никакого образования?». Я сказал, что считаю необязательным иметь образование. Они ответили, что обязательно нужно иметь образование: «Давайте договоримся с вами так: вы пойдете на какое-нибудь филологическое отделение и будете изучать филологию». Я сказал: «Ну, хорошо — тогда я постараюсь поступить в университет, на филфак».

Когда Хвоста в первый раз арестовали – он писал, стихи и готовился к поступлению. Затем его арестовывали ещё два раза, но не судили, а сразу сажали. Первый раз на месяц упекли в Пряжку – на койку Бродского. Дальше – хуже. Полгода он провёл в Ленобласти, в психбольнице на инсулиновой шокотерапии.

В 1965 в самиздате он публикует «Подозрителя» — первую книжку стихов, а в 1966 году входит в группу хеленкутов.

Я говорю вам: жизнь красна
В стране больших бутылок.
Здесь этикетки для вина –
Как выстрелы в затылок

Алексей Львович Хвостенко

Песни Хвоста неслучайно охватывают огромные пространства. Например, «жизнь красна» он пишет в самаркандском зиндане, сидя там с Пятницким, Ванькой Богом, Тимашевым и Геной Снегирёвым. Он едет туда расписывать комнаты баям, а бывшему прокурору Самарканда целый айван – внутреннюю террасу. Прокурор расскажет ему, что стал таким богатым, когда был директором детдома – продавал детей в рабство. Девочки ценились дороже. В Джамбае, городе крымчаков-ссыльных они расписывали чайхану. Потом, чтобы не платить, местные подставили их, и на 15 суток Хвоста посадили в яму. Там он и сочинил эту песню, первыми слушателями которой стали зэки. По выходе их встречали с почётом, пригласив на плов с гашишем. «Поел плова и улетел» — рассказывал Хвост.

Когда надоедал юг – ехали на север, в Салехард, на полярный круг. Жители – ссыльные поволжские немцы. С Юрой Ермолинским Хвост расписывал какие-то клубы и рестораны. Вокруг – снова зэка, лагеря — Воркута и Лабытнанги. Перекрёсток Ленина и Маркса, а вокруг заборы с колючкой. В ресторан «Семь лиственниц», куда Хвост ездил за водкой, переезжать Обь было надо на вездеходах, по сути – облегчённых танках. Летом – только пароходы. Так и жили.

В промежутках между всем этим Хвост умудрялся писать, сотрудничал с Анри Волхонским под псевдонимом А. Х. В. Песни, басни, пьесы, даже «касыда» Фурцевой. Одной из первых стала пьеса «Первый гриб», её носили в ТЮЗ к Зяме Корогодскому. Пьеса понравилась, но не подошла – несоветские намёки и анахронизмы слога сделали своё дело. Предложение написать пьесу по «Марсианским хроникам» Брэдбери было с негодованием отвергнуто.

В 1968 г. Хвостенко перебирается в Москву, вливаясь в местный художественный андерграунд. Холин, Сапгир, СМОГ. Он пишет минималистскую поэму «Я живу в Измайловском зверинце», через самиздат издаёт песни и стихи. В официальных изданиях по-прежнему ни строчки.

15 р. 30 коп. – единственный легальный гонорар Хвоста в СССР, уплаченный за чтение его стихотворения о войне котов и мышей дикторшей по кличке Марихуана на салехардском радио.

В 1972 г. появляется, пожалуй, самая известная песня, которую довелось петь Хвосту – «Над небом голубым» или «Рай», впоследствии перепетая БГ в «Ассе» Соловьёва. Музыка была взята с пластинки Вавилова «Лютневая музыка XVI – XVII вв.».. Возможно Волхонского вдохновило мозаичное панно Аксельрода «Небо на земле», создавать которое он и помогал, впрочем, больше лентяйничая, чем работая. Кроме того его вдохновляла и книга пророка Иезекииля, о чём говорил он сам.

В 1977 г. его ставят перед выбором – высылка или арест и он выезжает в Париж. Во Франции с Владимиром Марамзиным Хвост издаёт журнал «Эхо». И в России и во Франции Хвост жил примерно одинаково – играл и пел, не мешал никому. Он лежал на кушетке, что-то писал, курил, потягивал вино, не обижался, когда его ругали. В 70-х Хвост несколько месяцев жил в Израиле, у Миши Гробмана. Когда ему захотелось обратно в Париж, ему сделали концерт в «Цавта» он собрал денег на билет, и полетел в Париж через Лондон. В Лондоне задержался на два года – подружился с русской и записал «Прощание со степью». У подруги был английский муж с винным погребком. Запасов Хвосту как раз хватило на два года, и лишь допив последнюю бутылку, он всё-таки улетел в Париж.

Во Франции Хвост отдаётся творчество – скульптура, живопись, реклама, выставки в сквотах – нелегальных «коммунах» богемы в заброшенных помещениях. На рю Жюль-етт Додю, рю Бобиньи и на Гранже он ставит спектакли, в частности – превращённую им в оперетту пьесу «На дне», где он играл роль Луки. Сквотов пришлось сменить около пяти, пока Хвост – уже легально – не осел в Симпозионе.

В Париже он записывает две кассеты «шансона» с цыганскими музыкантами – «Последняя малина».

В 1989 году Алексей вместе с «Митьками» снимается в фильме «Митьки в Париже». Тогда же он знакомится с «АукцЫоном», в их первом французском туре, на каком-то из сквотов. Хвост спел «Хабарик, хабарик, я нашел его в туалете» и один из музыкантов вспомнил, что слышал эту хвостовскую песню от гопоты в парадном. Хвост пел, пел Фёдоров. Хвосту пришла идея аранжировать и всё записать. Парни уехали, а Хвост напел всё это на кассету, и передал всё это «аукцЫонщикам». Так и появились альбомы «Чайник вина», и, особенно порадовавший самого Хвоста «Жилец вершин» на стихи Хлебникова, сведённые во время коротких встреч во Франции и Германии.

Верпа всегда умирает
Алексей Хвостенко

До последних дней во Франции Хвост – уже устало, через силу хипповал. Битник, ставший «первым хиппи» Союза жил на правах беженца, на пособии, говорят даже без французского паспорта. Он объехал Северную Америку, Европу, часть Африки. В последнем интервью он жаловался, что устал от Парижа, устал что-то организовывать, и, перебираясь в Москву, надеялся обрести помощников.

В апреле 2004 г. указом Президента РФ Хвосту вернули гражданство, а в ноябре того же года в московской больнице № 61 он обрёл вечный покой и могилу под номером 7525.

Вячеслав Чеш