Скворцов андрей и вич
Содержание статьи
Запись на стене
АНДРЕЙ СКВОРЦОВ — ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПОНЯЛ, ЗАЧЕМ НУЖНО ЛЕЧИТЬ ВИЧ.
ВИЧ-активист движения «Пациентский контроль», специалист по адвокации «ITPCru» и человек открыто говорящий о своем ВИЧ-статусе, прошу любить и жаловать — Андрей Скворцов. Андрей, в одном из интервью, ты выразился следующим образом: «Для того, чтобы человек принял свой статус, необходима огромная работа». Что ты имел в виду?
Сегодня для меня жизнь с ВИЧ – это не только само осознание и понимание того, что такое ВИЧ-инфекция и какие в связи с этим существуют риски, но это еще и большой поток информации о том, как с этим можно жить качественно. Эту информацию я получаю не только из интернета, с которым, кстати говоря вообще беда. У меня очень много близких друзей и родственников из СПИД-сервиса, от которых я узнаю много полезного. Так же есть сайт arvt.ru и региональная русскоязычная рассылка Коалиции по готовности к лечению «ITPCru», в которой регулярно появляются новинки не только в плане лечения, но и в плане принятия статуса, сопутствующих заболеваний и прочих нюансов, касающихся лечения и жизни с ВИЧ. Вот почему принятие статуса — это действительно самый настоящий труд. Кроме всего прочего, я должен раз в 2-3 месяца посещать врача, сдавать анализы, соблюдать все предписания медиков, что не всегда очень просто. Я же бросал терапию в свое время…
Почему?
Четыре года назад у меня был срыв, я начал вновь употреблять химические вещества (наркотики и алкоголь) и не видел особого смысла в лечении, да и жизни в целом. В этот период у меня очень сильно упал иммунитет – всего 95 клеток осталось. После срыва, прекратив употребление, я начал терапию с нуля и полностью доверился врачам. Кстати, возвращаясь к первому вопросу, каждый день заставить себя пить таблетки, особенно для людей моего склада характера, — это тоже работа.
Но все же говорят, что это на автоматизме происходит?
У кого-то так и получается. Но все равно подстраховываешься, просишь близких и родных напоминать, потому что каким бы ты не был ответственным, все равно бывает, что пропускаешь. Главное чтобы это не было чаще 1 раза в 2-3 месяца.
Андрей, ты помнишь момент, когда ты полностью принял свой диагноз?
Это был 2000 год. До этого времени я АРВ-терапию не принимал, у меня не было никаких проявлений болезни, я себя чувствовал нормально. В 2000 году меня очень сильно скосило болезнями на фоне пониженного иммунитета. До этого момента я говорил себе, что проживу жизнь, и никогда не буду пить таблетки по часам. Когда меня прихватило, и моя подруга из СПИД-сервиса привезла меня в больницу буквально на руках, вот тогда у меня произошла переоценка ценностей. Уже через 2 дня я начал пить терапию, а через 2 недели все мои болячки начали заживать, на глазах прямо. В этот момент, когда я на себе ощутил пользу терапии и принял, наконец, болезнь как данное, мне и жить стало намного легче. Кроме срыва, который произошел через 2 года после начала АРВ, у меня никогда не возникало желания бросить лечение или найти какие-то другие пути.
Мы можем сейчас поговорить об этом, я имею в виду срыв?
Конечно, это уже не тайна. В свое время в моей жизни были наркотики, алкоголь, в 90-е годы это усугубилось и в определенный момент, когда мне все это надоело, я пришел в сообщество анонимных наркоманов. С 2000 года я выздоравливаю по 12-шаговой программе: пишу шаги, посещаю собрания. Поначалу конечно были срывы, потому что тяжело после долгого периода употребления перестроить всю свою жизнь. Но мне удалось поменять все – от работы до собственного мышления. Я посмотрел на программу другим взглядом, начал выполнять все рекомендации и уже четыре года я в трезвости, восстановил АРВ-терапию и у меня даже не возникает желания что-то употребить.
Не боишься еще одного срыва?
А нечего бояться, потому что у меня уже накопился опыт новой, совершенно не похожий на то что было раньше, жизни. Во-вторых, я знаю, к чему это может привести, потому что у любого поступка есть последствия, а последствия потребления – ужасные. Плюс голова за четыре года встала на место, и сейчас у меня просто нет повода для срыва. Сегодня в любой сфере моей жизни есть люди, которые меня поддерживают, направляют, могут что-то посоветовать и есть хорошие и ценные для меня успехи и достижения. Буквально недавно была тяжелая ситуация — у меня произошла травма, мне отказали в операции, но ничего, поддержали близкие, денег заняли, нашли выход. Я же почему начал употреблять наркотики, потому что не умел справляться с определенными чувствами, эмоциями, ситуациями. А когда я проживаю все это на трезвую голову, с помощью людей из сообщества, я себя чувствую увереннее.
Андрей, твои дети знают о твоем диагнозе и как они к этому относятся?
Да, они знают, что есть такое заболевание, потому что когда папа ВИЧ-активист, а мама врач – инфекционист, и дома мы постоянно обсуждаем какие-то вопросы, — очень сложно оставаться в стороне. У нас дочь младшая недавно дома устроила акцию, бегала по квартире с шариком и лозунгами: «Знай свой статус – тестируйся на ВИЧ!» (улыбается). Но так как детки еще маленькие они не способны пока осознать всю серьезность проблемы. Рано или поздно они, конечно, начнут задавать вопросы, а я знаю как на них корректно ответить.
Ты сказал, что твоя супруга врач-инфекционист, у вас просто ирония судьбы какая-то. Она тебя лечит?
Таня работает заместителем глав.врача в СПИД-центре, в котором я лечусь. Эта тема не табу в нашем доме, мы часто консультируемся друг с другом, ведь я знаю эту сферу со стороны пациента и активиста, она знает эту сферу со стороны государственного учреждения. Благодаря этому, мы можем найти какие-то точки соприкосновения, в которых можем одновременно работать. Но дома все просто – она меня лечит (смеется).
Вы чему-то учите друг друга?
Мы делимся всем, что может пригодиться и что можно реализовать в рамках организаций, в которых мы работаем. Бывают ситуации, когда нужна помощь определенному пациенту и благодаря этому взаимодействую проблема решается одним телефонным звонком. Насчет «учим или нет», наверное, все-таки да. Как ни крути, врач – это человек, которого учили по учебникам. Эти люди не живут с ВИЧ, они не проживают боль, они не борются с принятием диагноза, они не знают, что такое пить АРВ-препараты каждый день. Положим, моя супруга все это знает, но большинство врачей все равно не могут прочувствовать проблему изнутри, пока сами с ней не столкнутся.
То есть, если бы у каждого врача-инфекциониста был родственник, близкий человек или хотя бы друг, живущий с ВИЧ, он бы лучше понимал эту проблему и своих пациентов в частности?
Конечно, у меня на этот счет есть универсальный лозунг, который я использую в тех случаях, когда возникают проблемы на уровне госструктур — «ВИЧ в каждый дом». Я понимаю, что звучит он устрашающе, но с такими темпами развития эпидемии как у нас в стране, когда количество новых случаев инфицирования каждый год увеличивается на 10-15%, — это то, что нас ждет. Правда заключается в том, что только столкнувшись с этой проблемой напрямую, люди начинают по-другому мыслить.
Про дискриминацию хочу тебя расспросить, сталкивался ли ты с этим в последнее время и что делал в такой ситуации?
Недавно я получил травму плеча, меня привезли в Дорожную клиническую больницу ОАО «РЖД» в Санкт-Петербурге. После обследования мне сказали, что нужна операция, я согласился и на следующий день моему лечащему врачу мы сообщили о том, что у меня ВИЧ и гепатит. После этого заведующий хирургическим отделением сразу же изменил тактику лечения и вместо необходимой операции мне наложили гипс, причем не очень хорошо. Я выписался из клиники в тот же день, и обратился в другую больницу, где меня прооперировали. Сейчас мы готовим бумаги, чтобы подать иск в суд.
Наверное, в твоем случае по-другому и быть не могло.
Конечно, причем ты же понимаешь, мне не нужны деньги или что-то еще, мне нужен прецедент, который будет озвучен в СМИ, чтобы все знали, что в именно этой больнице пациентов, живущих с ВИЧ выписывают независимо от того, помогло им лечение, или нет. Во Второй Елизаветинской больнице, в которую я обратился после отказа, заведующий отделением, после того как посмотрел снимки, сразу сказал что нужна операция, это учитывая, что меня вылечили гипсом только что. И после того, как он узнал о том, что у меня ВИЧ, единственное, что он спросил – принимаю ли АРВ и какие у меня показатели СД4 и вирусной нагрузки. Операцию мне уже провели, теперь я дома выздоравливаю.
В моменты, когда ты сталкиваешься с такой явной дискриминацией, тебя это злит?
Меня это заводит (смеется). Конечно в такие моменты я уже не переживаю так сильно, в данном случае я просто обратился в другое медучреждение и все. Но как быть тем людям, которые не знают, как поступить в такой ситуации, которые живут в страхе, которые скрывают свой статус? Мысли о судьбах таких людях меня конечно тревожат.
И вот мы мягко подошли к сайту www.pereboi.ru который создал «Пациентский контроль» и, зайдя на который, создается ощущение, что у вас в России с доступом к лечению и профилактике все очень плохо, просто катастрофа. Так специально задумывалось?
Вообще да. Изначально это был просто опросник на тему того, как обстоят дела с доступом к лечению ВИЧ и тестированию в регионах России. Затем, когда мы осознали всю серьезность проблемы, мы открыли сайт. У нас же каждый год с начала лета где-то до сентября пациенты сталкиваются с перебоями в обеспечении АРВ-препаратами, это происходит по разным причинам. Но факт остается фактом. И сайт наш мы создавали не для того, чтобы вызывать печальные чувства, а для того чтобы получать информацию непосредственно от тех, кто столкнулся с проблемами и помогать решать эти ситуации. Чтобы сообщить нам о перебоях в лечении, нужно просто заполнить электронную форму заявки, которую мы читаем и сразу же пишем ответ с различными вариантами решения проблемы. Статистические данные сайта часто используются в отчетах «Коалиции по готовности к лечению», в акциях протеста и журналистами для написания статей.
До судов часто доходите?
Пока ни разу.
Почему? И плохо это или хорошо?
Для пациента это в принципе хорошо, потому что проблема решается до подачи иска в суд, что естественно быстрее и не требует денежных затрат. То есть, если пациент написал нам жалобу, и мы сделали все от нас зависящее чтобы решить вопрос, человек в ближайшее время получает все необходимое лечение. Но это плохо для системы в целом, потому что если бы были подобные прецеденты в суде, люди на местах (чиновники, главврачи, просто врачи) уже знали, что может дойти до такого. За последний месяц нам прислали пять писем со словами благодарности за то, что разрешилась проблема — кому-то вернули прежнюю схему, у кого-то взяли необходимые анализы, кого-то положили в больницу. Я бы сам хотел в суд подать, но «к сожалению» меня обеспечивают всем, так как я «тревожный пациент». У нас какая ситуация в России, пока проблема не выйдет на всеобщее обозрение, она умалчивается, а как только это вылетает в газеты, на ТВ, на какие-то сайты, сразу начинается шевеление.
Андрей, близится День памяти людей, умерших от СПИДа. Вы будете делать что-то особенное? И насколько подобные даты важны для тебя?
Эти даты для меня не знаковые, скажем так. Потому что это те даты, когда вся страна вспоминает о том, что есть ВИЧ и есть люди, которые умирают от этого заболевания. И конечно очень печально, что люди задумываются об этом всего два раза в год. Каких-то порывов что-то такое сделать, у меня нет, потому что я делаю это каждый день по долгу своей работы. На конец апреля — начало мая у нас запланирована акция протеста против одной из фарм.компаний, которая занимает большую часть рынка по АРВ-препаратам и как следствие, существенно завышает цены.
Где-то я прочла, что за 4 года существования «Пациентского контроля» вы провели более 25 акций. Можешь вспомнить какую-то особенно запоминающуюся?
Это тот вопрос, который поставил меня в тупик, если честно. Потому что все наши акции классные, они все принесли после себя определенный результат. Когда мы проводили акцию возле администрации президента, сразу же в регионах начинались проверки, кое-где выделяли дополнительное финансирование. Когда выходили с пикетами против фарм.компаний, спустя время они снижали цены. Каждая наша акция несет за собой какое-то действие. Плюс это адреналин, нас же всех периодически сажают после таких пикетов.
На сколько?
На 3 часа. Больше не могут по закону. Потом суд и штраф. Пациентов штрафуют за то, что они просят помощи и поддержки. Вот наша реальность.
Андрей, ты ведь состоишь в дискордантной паре, можешь назвать несколько важных правил, которых надо неукоснительно придерживаться в таких отношениях?
Нужно любить и уважать друг друга.
А про презервативы ничего не будет?
А это подразумевается под любовью и уважением, так же как и наблюдение у специалиста, прием АРВ и так далее. У нас же все проблемы в таких парах от страха, а страх от незнания. Когда человек владеет информацией, он не боится, ему легче отношения строить.
И напоследок, расскажи, пожалуйста, про свое увлечение мотоциклами, откуда оно пошло и к чему привело?
Это мое хобби. В детстве, когда во дворе у знакомых ребят появлялись мотоциклы «Ява» я мечтал о том, что когда-нибудь такой же появится и у меня. Я эту мечту похоронил в свое время, а потом, когда я женился во второй раз, после одного из отпусков мы с Таней решили пойти учиться на права, чтобы уметь ездить на мотоцикле вместе, у нас же мечты одинаковые. Сначала мы накопили на мотоэкипировку, сдали экзамены на права, а уже потом купили наш первый мотоцикл.
Вы его делите как-то?
Раньше делили, то есть, как делили, кто-то ехал на мотоцикле, кто-то рядом на машине. Сейчас у нас уже их два, буквально с прошлой недели. Для нас это не стиль жизни, а способ снятия стресса. Этот час езды дает выход всем накопившимся эмоциям, стрессу, это такое неописуемое ощущение свободы, адреналина и удовольствия от того, что в моей жизни несбыточные, похороненные мечты могут сбываться!
Беседовала Елена Держанская
Тэги: #ВИЧ #HIV #СПИД
Источник
Тайная эпидемия: от анонимного пациента до ВИЧ-активиста
История 1. Андрей
Андрей Скворцов не скрывает, что инфицирован ВИЧ, живет с открытым статусом пациента. Таких, как он, в России — десятки. Инфицированных — почти 700 тысяч. Большинство предпочитает молчать.
Джинсы, свитер и большой рюкзак, полный бумаг: Андрей приехал в Москву из Санкт-Петербурга, чтобы согласовать акцию протеста. Активисты собираются бойкотировать представительство одной из международных фармкомпаний, производителя препарата для ВИЧ-инфицированных. Пациенты не довольны стоимостью лечения, хотя все нужные таблетки для них закупает государство. «Но именно России препараты продают по завышенной стоимости: на аукцион заявляется один фармгигант, нет конкуренции — нет падения цены. Наш Минздрав вынужден платить в разы больше, чем нужно, — рассказывает Андрей Скворцов. — В итоге, препаратов приобретают меньше. В России в лечении нуждаются порядка 200 тысяч больных, но получит его — только каждый второй».
Андрей проходит в службу одного окна, показывает документы и план пикета. Никакого сопротивления со стороны префектуры пока нет. «В последнее время у нас все мирно и официально, — рассказывает ВИЧ-активист. — Раньше мы никаких уведомлений не подавали. И гробы к Минздраву приносили, и наручниками себя приковывали. Приезжали полицейские, разрезали цепи кусачками, везли в отделение. Теперь пытаемся вести борьбу по правилам. Проблемы с законом сейчас не нужны: активистов и так очень мало».
Андрей живет с ВИЧ-инфекцией более 15 лет: возможно, заразился в тюрьме, куда попал за хранение наркотиков. Утверждает, что их подбросили, повод был. Провел в заключении год, вернулся уже с диагнозом. «Во-первых, анализы в те годы запросто брали одной иглой у пятерых, во-вторых, бумаги с результатами постоянно путали. ВИЧ-статус мог получить совершенно здоровый человек. Но из-за этого его переводили в камеру к инфицированным», — вспоминает Андрей. Когда о диагнозе узнала его мама — расплакалась. «Почти все родные меня сразу же мысленно похоронили, — замечает ВИЧ-активист. — Мир рушится мгновенно, уверен: будешь изгоем, все отвернуться. Мама до сих пор держит отдельно банные принадлежности, пилочки для ногтей. Хотя я говорил, что так ВИЧ не передается».
Первым человеком, который отнесся к Андрею с пониманием, стал его начальник — шеф-повар ресторана. Потом — будущая жена, девушка совершенно здоровая. «Она знала о моем диагнозе, знала о моем прошлом, но просто подошла и сказала: я хочу строить с тобой семью и рожать детей». Сейчас Андрей в разводе — не совпали образы жизни — но и жена, и его ребенок абсолютно свободны от ВИЧ.
«За последние 15 лет образ жизни ВИЧ-инфицированных очень сильно изменился, — рассказывает Андрей Скворцов. — Тогда это были горсти препаратов и страшные побочные эффекты: дистрофия, тошнота, проблемы со сном. Я пожелтел, похудел, иногда страдал галлюцинациями. Потом уже я узнал, что если лекарство не подошло, можно подобрать другой курс. Я-то думал, что дали, то дали». Побочные эффекты могли полностью лишить трудоспособности, поэтому многие инфицированные теряли работу, начинали употреблять алкоголь. Или просто отказывались от лечения. Сейчас препараты немного усовершенствовали. Андрей показывает маленькую коробочку — норма на вечер. Таблетница всегда с собой — принимать нужно в определенное время, без пропусков.
Сегодня основная работа Андрея — контроль за доступностью лечения ВИЧ-инфекции. Из заместителя шеф-повара он постепенно стал своеобразным правозащитником — устроился в организацию, ведущую анализ государственных закупок лекарств. Андрей отслеживает их количество, итоговую цену, смотрит, сложатся ли они в реальные схемы лечения, или что-то так и останется на полках. Ищет нарушения. В следующем году работать будет сложнее — функцию закупок отдают в регионы. Придется искать активистов «на местах».
В промежутках между визитами к чиновникам Андрей курит, пьет кофе — говорит, это все, чем он «подтравливает» себя сейчас. Диагноз не запрещает. «Про нас любят рассказывать страшилки, как все страшно и плохо, но это не совсем так, — говорит ВИЧ-активист. — Жить можно, пусть и не так, как все. Проблем да, много. Но если бы мы не молчали, что-то удалось бы решить». У Андрея есть и личная «боль». Он переживает не за больных детей, не за бездомных животных — его сочувствие вызывают инфицированные наркоманы. Говорит, в СПИД-центрах им могут отказать в лечении, потому что считают безответственными. «Только зря препарат растратят». Исследования говорят об обратном, однако отказы продолжаются.
История 2. Игорь
Первый этаж обычного жилого дома, несколько помещений, увешанных плакатами о проблемах ВИЧ и СПИДа — здесь работает отделение профилактики социально значимых заболеваний Московского научного центра наркологии. Сюда приходят, узнав диагноз, здесь учатся с ним жить. В группе доверия можно пообщаться с такими же пациентами, узнать об их опыте, рассказать о себе. Консультантам можно доверить почти все свои проблемы.
«Представь: женщина, принимающая наркотики, с диагнозами: ВИЧ, гепатит и туберкулез, маленькие дети изъяты из семьи, потеряны документы, а еще — она находится под следствием, — рассказывает сотрудница отделения Алина Максимовская. — Так вот мы — что-то вроде службы одного окна, которым нужно со всеми договориться. Как говорят чиновники — межведомственное взаимодействие. Мы не волшебники, не знаем, как изменить мир, но конкретному человеку стараемся помочь».
Один из пациентов — Игорь — худой, подтянутый, интеллигентный, очень похож на учителя. На самочувствие сейчас не жалуется: принимает препараты, посещает группы доверия. Несколько лет назад он с трудом стоял на ногах. «В 90е, как и многие, я употреблял наркотики. Потом нужно было сдать анализы, я пришел за результатами, меня отвели в отдельную комнату и сказали: у вас гепатит и ВИЧ, — рассказывает Игорь. — Я говорю: да вы меня, в общем-то, не удивили. Мне говорят: диагноз не окончательный, нужно еще кое-что сдать. Я решил: не буду. Чувствую себя хорошо».
Уходить от проблем Игорь решил при помощи алкоголя. Самочувствие становилось все хуже, но в Интернете были статьи о том, что ВИЧ-вымысел. Игорь верил. Это тексты движения СПИД-диссидентов: людей, отрицающих сам факт выделения ВИЧ-инфекции в кровь. Они считают СПИД совокупностью факторов: снижением иммунитета человека, например, из-за приема алкоголя и наркотиков. По их мнению, такое бывает только у недостойных людей, которые должны покинуть человечество. От СПИДа умер и основатель такой философии.
«На счету у СПИД-диссидентов десятки тысяч жизней, — говорит Алина Максимовская. — Ведь зачастую люди не хотят или боятся принимать лекарства — и находят себе оправдание в таких идеях. Или пьют витамины, принимают серебряные ванны, ходят к целителям — чтобы окончательно потерять здоровье». Когда стало трудно даже стоять на ногах, Игорь понял, что нужно что-то делать, но что — не знал. Обратился к Алине и ее коллегам — уговорили лечь в больницу.
«Помню, как смотрю я на соседей по палате и думаю, эй, да по сравнению с ними я еще очень даже бодрячком: потерял 15 процентов веса, но я никогда не был упитанным, они лежат, а я еще бегаю, — рассказывает Игорь. — А потом пришли анализы. Врач меня отвел в сторону и говорит: у тебя 3 клетки (СД4, вид лимфоцитов, важная часть иммунной системы). У здорового человека в одном миллилитре крови их может быть 2000, у моих соседей было около не меньше ста. У меня — три».
Только в больнице Игорь окончательно поверил в угрозу ВИЧ: в соседних палатах умирали пациенты. Решил, что терять нечего, попросил назначить лекарство. Стал ходить на семинары по жизни с ВИЧ, нашел друзей, влюбился. ВИЧ-инфицированные часто ищут партнера с таким же диагнозом: в интернете есть даже специализированные сайты знакомств. На новой работе о диагнозе Игоря ничего не знают. Свой статус он вынужден скрывать, так как боится, что могут уволить. Не за болезнь — это противозаконно. Но всегда можно найти другой повод. По этой же причине он избегает публичных акций.
«Знаешь, если бы все ВИЧ-активисты жили с открытым статусом, тоже ничего хорошего бы не было, — в разговор включается другой посетитель. — Копилось бы раздражение со стороны общества. Оно и сейчас присутствует: почитайте комментарии к любой интернет-статье о нас: так вам и надо, сами виноваты, еще права качать вздумали».
История 3. Дмитрий
Другой посетитель — Дмитрий — в прошлом активист и правозащитник, узнал о своем диагнозе в начале двухтысячных. Пришел проверить здоровье вместе со своей гражданской женой. Вежливая доктор попросила пару пройти в отдельную комнату и там уже объявила: у обоих — ВИЧ. Девушка упала в обморок, Дмитрий был спокойнее. В течение пятнадцати минут на него свалила целый ворох информации: как жить, как лечить, куда обращаться. Говорит, все смешалось в снежный ком, понимания так и не появилось.
«Я тут нисколько не виню врачей, так как инфицированных с каждым годом все больше, и они просто не могут себе позволить каждому все разжевывать, — рассказывает Дмитрий. — Но все-таки, чтобы впервые объявить человеку такой диагноз, нужна особая культура, особый подход какой-то. Мне не повезло — зато через три дня я купил себе компьютер и подключил его к интернету, нашел форумы, чаты. Жадно поглощал все, что встречал». Чтобы помочь с информацией другим пациентам Дмитрий устроился работать равным консультантом — так называют сотрудников СПИД-центра, инфицированных ВИЧ — считается, что беседа с человеком, который уже научился с этим жить, для пациента бывает полезнее и эффективнее указаний врача. Дмитрий сообщал о диагнозе, успокаивал, готовил памятки с информацией. Основной своей профессией он считает музыку — но и ее пытался использовать для поддержки ВИЧ-инфицированных. Вместе со своей группой участвовал в автопробеге «СПИД-стоп»: колесили по российским городами, давали концерты. Между песнями рассказывали о ВИЧ-инфекции — иногда заставляя замолчать многотысячный зал.
«Во избежание эксцессов, о том, что я инфицированный, коллегам рассказывал уже после выезда колонны из Москвы, — смеется Дмитрий. — Но ни в одном коллективе, а их было несколько, не сталкивался с агрессивной реакцией. Был один раз: ребята были в таком шоке, что напились. Но все мирно и дружелюбно. Отношение к нам — как лакмусовая бумажка, если человек адекватный, он все поймет».
Как-то раз попросил маму забрать его анализы — в обычной поликлинике медсестра увидела бланк из СПИД-центра и начала кричать. «Она возмущалась, что нас таких развелось много, еще какие-то ужасные слова. На весь коридор, — вспоминает Дмитрий. — Мама, в итоге устроила скандал, врач там больше не работает. Но осадок остался. А я знаю истории, когда подростков свои же родные просто выгоняют на улицу. Считают позором семьи».
Сейчас Дмитрий, по его словам, «болеет душой» за волонтеров, но занимается, в основном музыкой, и почти не афиширует свой статус ВИЧ-инфицированного. «Мне бы хотелось, чтобы в России, для начала, поменялось отношение к проблеме, чтобы это перестало быть диковинкой, — размышляет Дмитрий. — Мой коллега по автопробегу — ведущий Алексей Лысенков — как-то был во Франции и встретил свадьбу, женились ВИЧ-инфицированные. Он подошел пообщаться — предложил сделать репортаж, интервью взять. У него спросили: а что такого-то? Почему вы находите это интересным? Вот такой подход я бы назвал здоровым отношением».
В холле отделения стоит дерево — на его ветках висят красные ленточки, символ солидарности с проблемой ВИЧ. Обычно ленточки привязывают туристы, чтобы загадать желание. Здесь у большинства они, по опросам, похожие. Чтобы изобрели лекарство. Или чтобы просто подольше жить.
Фото Людмилы Алексеевой
Александр Рицык, социальный работник Московского научно-практического центра наркологии:
Сегодня одной из главных проблем в лечении ВИЧ-инфекции у пациентов является отсутствие доступа к достоверной информации. Из-за этого люди не всегда готовы к началу лечения: страдает приверженность, то есть осознанное участие пациента в помощи самому себе, четкое соблюдение режима. Низкий уровень приверженности приводит не только к снижению эффективности лечения, но и к возникновению форм ВИЧ-инфекции, устойчивой к существующим мед.препаратам. Чтобы этого избежать, в стране даже открывают так называемые «школы приверженности» для людей, живущих с ВИЧ, а также для их близких.
Смотрите также:
- Как вернуться к жизни? Шанс для нарко- и алкогольно-зависимых →
- Нарколог: Прием наркотиков может начаться с обычной сигареты →
- Любовь к начальнику. Как возникают служебные романы →
Источник