Вич инфицированных сажают в тюрьму
Содержание статьи
Места лишения здоровья: ВИЧ в тюрьме
Тюрьма лишает не только свободы, но и права на выбор лечения. Здоровье и жизнь человека за решеткой находятся в руках тюремной системы здравоохранения: какие препараты пропишут, и пропишут ли вообще, придет ли врач, когда будет плохо. Корреспондент СПИД.ЦЕНТРа Екатерина Гробман рассказывает о ВИЧ-положительных людях в колониях, оказавшихся лицом к лицу с диагнозом, равнодушием и системой госзакупок.
Ольге из Екатеринбурга поставили диагноз ВИЧ-инфекция в 2000 году. Ей было 17 лет. После этого она фактически стала тем, кого позже назвали ВИЧ-диссидентами. Как рассказал СПИД.ЦЕНТРу ее супруг Сергей, лечиться девушка сначала хотела, но от этого ее «будто бы сама жизнь отталкивала». По его мнению, в начале нулевых отношение к людям с этой болезнью было «гораздо хуже, чем сейчас: в обществе была паника, от ВИЧ-положительных шарахались, как от прокаженных».
Ольга жила в студенческом общежитии. Когда у нее обнаружили болезнь, то местный СПИД-центр начал посылать ей письма с напоминаниями об обследованиях. «Письмо это положили в ящик, а в общежитии он общий, то есть чтобы найти свое письмо, надо перебрать все остальные. В общем, письмо все увидели, узнало все общежитие, началась травля», — объяснил Сергей.
В итоге отказаться от лечения для Ольги было морально проще. Поначалу проблем это не вызывало, жизнь продолжалась как обычно, болезнь ее не беспокоила. Сергей тоже ВИЧ-позитивный (но терапию принимал), поэтому в личных отношениях этот вопрос между ними не поднимался. В 2014 году пара решилась завести ребенка. Роды прошли хорошо, ребенок родился здоровым, но у самой Ольги начались первые осложнения.
Современные лепрозории
В 2017 году женщина стала чувствовать себя совсем плохо: на фоне ВИЧ открылся периферический туберкулез. Муж уговорил ее вернуться к лечению. Тогда же начались проблемы с законом. Первый раз Ольгу задержали с наркотиками и дали год условно за хранение запрещенного вещества. Сергей относится к наркотикам крайне отрицательно, но допускает, что для жены это в какой-то степени было необходимостью. «Понимаете, это страшная боль. Слизистая опухла, и она совсем перестала есть. Неделю могла ни крошки в рот не брать. Наркотики помогали, и она хотя бы могла поесть, — осторожно говорит он. — Она не употребляла регулярно. Я ее и не оправдываю. Но все же если бы было какое-то средство… Под контролем медиков, в лечебных целях, избавиться от этой страшной боли, а не купленная в подворотне грязь…»
Микобактерия туберкулеза передается от больного человека здоровому воздушно-капельным путем. Эта микобактерия живет в организме у трети населения земного шара. У людей с высоким уровнем иммунного статуса туберкулез никак себя не проявляет в течение всей жизни, развиваться болезнь начинает, когда ослабевает иммунитет. Так как ВИЧ поражает иммунитет, в среднем через 5-15 лет он заметно снижается, и вероятность заболевания туберкулезом возрастает.
В декабре прошлого года Ольгу снова задержали с несколькими миллиграммами вещества. Приговор — 4,5 года колонии.
Но с социально опасными заболеваниями отправляют в специальные учреждения ФСИН. В России всего два лагеря для женщин с туберкулезом. Ольгу отправили в лечебно-исправительное учреждение (ЛИУ-32) в Минусинск, это город в Красноярском крае в 2500 километрах от Екатеринбурга.
С начала года Сергей ездил к супруге дважды. От условий в колонии он пришел в ужас. «Больше всего это напоминает современный лепрозорий. Этих несчастных женщин свезли в одно место с одной целью — чтобы они там умерли и никого не заразили, — негодует Сергей. — Болезнь такая… никто не хочет к ним лезть. Рядом есть поселение, где живут обслуживающие люди, но они редко заходят к ним на территорию. Какую-то электрику сделать или там крышу — еще ладно, но в целом женщины просят выслать им краску — сами делают ремонт на свои же средства, полы моют сами. Людей можно понять, но чего я понять не могу — в якобы лечебном учреждении нет толком никакого лечения».
по теме
Общество
«Чтобы освободиться, надо умереть». Как устроена тюремная медицина
По его словам, в колонии нет инфекциониста, а ему прямо говорили: «Мы лечим только туберкулез, идите лечите свой ВИЧ где хотите». «Препараты дают как попало, без назначения инфекциониста, — рассказывает мужчина. — А ВИЧ и туберкулез надо лечить очень грамотно, даже препараты принимать строго по времени».
Главный инфекционист Управления федеральной службы исполнения наказания ФСИН Григорий Каминский сказал СПИД.ЦЕНТРу, что инфекционист обязательно должен быть в колонии, которая лечит туберкулез. Узнав об истории Ольги, он пообещал попробовать разобраться в вопросе и помочь ей.
Сергей старается брать разные подработки, чтобы покупать жене таблетки и собирать посылки в Минусинск. Говорит, когда у него случаются обострения заболеваний, с ребенком сидят родственники. Он не теряет надежды добиться освобождения умирающей жены — врачи поставили ей стадию 4Б, то есть последнюю. В России существует постановление Правительства, которое запрещает содержать смертельно больных людей под стражей при соответствующем решении тюремных медиков. Однако такие решения выносятся редко: уполномоченная по правам человека в России Татьяна Москалькова отмечала, что суд освобождает меньше половины тяжелобольных.
«В конце сентября мы проиграли суд. Медики пишут: «Рекомендовано содержание в местах лишения свободы». Но я слышал, как говорят в диспансерах… Если ВИЧ и туберкулез — это не одной, а уже двумя ногами в могиле. Как же медики могут так писать? Вот и получается — если попал, там навсегда и останешься. Но я не сдаюсь. Сейчас собираю справки для апелляции, нанял адвоката», — говорит Сергей.
Скоро он поедет на третье свидание к жене в Минусинск. «Свидания дают очень редко, но такое чувство, что приезжаю буквально я один. Там десять комнат для свиданий, за прошлые два раза я никого там не видел. Этих женщин все забывают», — резюмирует он.
Нередкий случай
Как отчитывалась ФСИН, по состоянию на 1 января этого года в учреждениях уголовно-исполнительной системы содержались 61 417 ВИЧ-положительных заключенных. Это около 7 % от всех живущих в России с ВИЧ.
«ВИЧ-инфекцией поражены каждый десятый мужчина и каждая пятая женщина, содержащиеся в учреждениях УИС», — говорили тогда во ФСИН. Треть смертей в системе приходится на ВИЧ.
По данным Федерального научно-методического центра по профилактике и борьбе со СПИДом Роспотребнадзора, в стране живет 1 007 369 россиян с диагнозом ВИЧ-инфекция. По их оценке, еще от 300 до 500 тысяч человек не знают про свой ВИЧ-положительный статус.
Более того, согласно статистике ФСИН, антиретровирусную терапию (АРВТ) получают лишь половина больных (52 %). Ее дают лишь тем, у кого количество клеток CD-4 становится меньше 350. Это устаревшие правила. Всемирная организация здравоохранения рекомендует назначать терапию сразу же после выявления болезни и при любых показателях. Впрочем, практически везде в России до сих пор руководствуются старыми нормами лечения и выдают лекарства только при падении клеток до уровня в 350 или меньше (в норме у человека от 600 до 1200 клеток CD-4).
Из-за неоказания должной медицинской помощи в местах лишения свободы Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) уже неоднократно выносил решения не в пользу России, рассказал СПИД.ЦЕНТРу юрист проекта «Правовая инициатива» Рустам Мацев. В начале года юристы проекта обратились по этому поводу в ЕСПЧ с совместной жалобой от трех заявителей.
Проблему для них создало присоединение Крыма к России. Все трое заявителей попали в места лишения свободы, еще когда полуостров был украинским, а в 2014 году российские паспорта им выдали автоматически, приведя их к двойному гражданству.
У одного из них, Игоря*, ВИЧ обнаружили еще в 1993 году, лекарства он принимал с 2001. Также среди его диагнозов язва желудка, гепатит С, энцефалопатия, себорея. Как рассказал Рустам Мацев, в 2015 году в период содержания в СИЗО антиретровирусную терапию он не получал, приходилось брать лекарства у сокамерников. В ноябре 2015 его перевели в колонию, он потребовал запросить медицинские документы из бывшего места содержания, поскольку администрация колонии ничего не знала о его заболеваниях. «Истребовать документы отказались, сославшись, что документы украинского образца все равно не подходят, впоследствии выяснилось, что стадии ВИЧ и схемы лечения разные», — рассказал адвокат.
В тот момент, когда он оказался в колонии, там официально не было зарегистрировано людей с ВИЧ и, соответственно, не было и врача-инфекциониста. Хотя Игорь в разговоре с юристом утверждал, что на самом деле там было около 70-80 ВИЧ-положительных заключенных. Терапию им не давали.
Спустя четыре месяца по его требованию врачи провели анализы, чтобы диагностировать и подтвердить уже имеющиеся заболевания. Результаты анализа и медкарту отправили инфекционисту в другой город. Он назначил АРВТ как наивному пациенту, то есть тому, кто только начинает впервые пить терапию. Но эти лекарства на мужчину не действовали — он их пил еще в 2001 году, и ему уже нужны другие препараты. По словам Мацева, Игорь «до настоящего времени надлежащую АРВ-терапию не получает».
Мужчина даже не знает, что происходит у него со здоровьем: результаты анализов не выдают. А от неправильной схемы лечения состояние только ухудшилось, появились сильные боли.
по теме
Общество
Последнее лето Дениса. Как и почему умирают от СПИДа в российских тюрьмах
Другой заявитель, Сергей*, узнал, что у него ВИЧ на стадии 4Б, только в колонии. В течение полугода ему не назначали лечения — не было заключения инфекциониста. С конца февраля этого года он начал получать АРВТ, но так как таблеток не хватало, он получал неполную схему. «У них схема лечения идет из трех препаратов, а могли выдавать только два, но она просто не действует. К тому же между приемами были промежутки, что тоже вырабатывает резистентность. В общем, очень халатное отношение было в этом плане», — рассказал Мацев.
«ВИЧ-инфекция у тех, кто лечится, перестает прогрессировать и не достигает стадии СПИДа. Если люди лечатся правильно, они доживают до старости и умирают не от СПИДа, а от болезней старости, — объясняет заведующая амбулаторно-поликлиническим отделением ГКУЗ ЦПБ СПИД по Московской области Елена Орлова-Морозова. — Поэтому, когда выдают неполный комплект препаратов, это чревато развитием резистентности (устойчивости к препаратам). Сегодня мы знаем и двухкомпонентные режимы, но я не уверена, что в местах лишения свободы выдают их. Я так понимаю, что в данном случае просто дают те таблетки, которые есть в наличии. При таком раскладе очень опасно прописывать неполные режимы. Препараты нужно принимать в строгом соответствии с предписаниями врача: ежедневно, в определенное время и строго без пропусков — только так достигается нужная концентрация препаратов, подавляющих вирус».
Третий заявитель, Александр*, уже вышел на свободу, ВИЧ у него нет, он вернулся в Украину. В колонии отбывал наказание с августа 2015 года, у него заболевание мочеполовой системы, это хронический простатит и болезнь Пейрони. В его случае болезни просто не были своевременно диагностированы.
«Правовая инициатива» подала жалобу в начале года, коммуницировали ее (направили жалобу для ознакомления и представления по ней письменных замечаний государству-ответчику), по меркам ЕСПЧ, достаточно быстро — через четыре месяца. Как пояснил Мацев, это произошло из-за применения специальной процедуры, когда суд не имеет особых вопросов и сомнений: «То есть это настолько частое нарушение, с которым они сталкиваются, что нет сложностей, мешающих быстро рассмотреть это дело».
Второго октября адвокату направили копию ответа правительства и предложили прокомментировать ее до 29 ноября. Позиция правительства — жалоба должна быть признана неприемлемой по критерию неисчерпанности на национальном уровне. Это значит, что заявители не обращались в национальные суды.
«Я думаю, все понимают, в том числе и представители Минюста, что позиция ЕСПЧ по этому поводу уже известна: по такой категории дел Европейский суд не считает эффективным средством защиты обращение в национальные суды, потому что они не способны остановить это нарушение, исправить его в необходимые сроки, чтобы человек получил компенсацию, начал получать необходимые лекарства», — говорит адвокат. Кроме того, в меморандуме правительства РФ содержатся, по его словам, «общие тезисы» о том, что «медицинская помощь оказывалась в соответствии со стандартами Минздрава», то есть опровержения конкретных случаев заявителей нет.
По словам Мацева, частые решения ЕСПЧ не могут поменять систему в целом, как и не могут гарантировать, что выигранный суд будет точно значить нормальное лечение для заявителя, находящегося в тюрьме. Но такие решения по крайней мере дают начало проверкам в системе ФСИН, которые могут привести к улучшениям.
Вопрос человечности
В сентябре «Коммерсантъ» писал о перебоях с АРВТ в учреждениях ФСИН из-за сбоя в системе госзакупок. По данным газеты, в конце мая представители общественного движения «Пациентский контроль» обратились к директору ведомства Геннадию Корниенко по поводу возможного дефицита препаратов для людей с ВИЧ. Дело в том, что с марта 2019 года Минздрав перестал включать препараты для ФСИН в централизованные закупки, проводить аукционы должна сама служба исполнения наказаний. Как писали общественники, ряд аукционов Минздрава, объявленных до исключения ведомства из закупок, не состоялся, позже они были переобъявлены, но уже без указания службы в качестве потенциального получателя. То есть даже если торги состоятся и Минздрав заключит контракты, то заключенные все равно не получат лекарств. Это касалось препаратов: ламивудин, абакавир, диданозин, тенофовир. При этом ламивудин входит практически в каждую схему лечения ВИЧ-инфекции в стране.
Во ФСИН на это ответили, что ВИЧ-положительные заключенные обеспечиваются терапией в полном объеме. «Ведется работа по осуществлению закупки оставшейся части антиретровирусной терапии, заключение госконтрактов планируется осуществить в течение июля-августа 2019 года», — ответили в ведомстве «Пациенсткому контролю». Правда, газете на аналогичный запрос ответили, что «ведется работа по осуществлению закупки антиретровирусных препаратов на четвертый квартал 2019 года и 2020 год». А с июля на сайт «Перебои.ру» начали поступать сообщения о нехватке ламивудина в учреждениях ФСИН Свердловской области.
На Change.org. собирают подписи под просьбой провести проверку в Астраханской колонии, где заключенные тоже жалуются на перебои с АРВ-препаратами. Ранее СПИД.ЦЕНТР рассказывал о бывшем заключенном рыбинской колонии ИК-12 Николае Комарове, который подал в суд на руководство колонии из-за того, что его фактически не лечат: за время в колонии его болезнь с третьей стадии прогрессировала до четвертой, а виной тому, полагает он, недостаток антиретровирусных препаратов. Двадцатого сентября Нижегородская прокуратура по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях вынесла представление начальнику регионального ГУФСИН об устранении нарушений: проверка выявила, что на аптечном складе медсанчасти не было тенофовира — препарата АРВТ, который входит в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов. На тот момент курс лечения был прерван у 30 заключенных.
Заместитель главы Общественной наблюдательной комиссии Москвы, член Совета по правам человека Ева Меркачева объяснила СПИД.ЦЕНТРу, что дела в российских колониях обстоят по-разному, и зачастую положение упирается в начальника колонии и персоналию врача.
«Одному все равно, а другой реально с каждым беседует, пытается как-то вникнуть. Если мы берем Москву, у них сейчас есть все условия, чтобы работать. У врачей отличная зарплата, поверьте мне, я это выясняла. Это не тот случай, когда мы жаловались, что медсестра получает 9 тысяч рублей. Это было, но сейчас такого нет, лекарств хватает, в принципе, все, что нужно, — это просто быть людьми, относиться к заключенным по-человечески, — уверена Меркачева. — Но не у всех это есть, кому-то просто противопоказано работать с людьми. Особенно если люди [ВИЧ-положительные] в статусе заключенных, они их априори считают людьми второго сорта. Я помню, были такие доктора, которые осматривали через кормовое окно. Мы стараемся выявлять таких врачей, чтобы их не было в системе».
*Имена героев изменены в целях их безопасности.
Источник
В России сажают в тюрьму за заражение ВИЧ-инфекцией. Это плохо и бессмысленно
В российском Уголовном кодексе существует специальная статья, предусматривающая ответственность за заражение ВИЧ-инфекцией, — причем получить тюремный срок по ней можно, даже если заражения не произошло, а применяется она в России чаще, чем в любой другой стране мира с аналогичным законодательством. Уголовные наказания за распространение ВИЧ появились еще в начале эпидемии и продолжают применяться во многих странах, хотя Всемирная организация здравоохранения и ООН давно объясняют, что карательные меры не мешают распространению эпидемии, а возможно, и способствуют ей. Специальный корреспондент «Медузы» Евгений Берг выяснил, кого в России сажают по статье за заражение ВИЧ — и почему эта практика не имеет смысла.
В апреле 2015 года безработный житель подмосковного Королева Павел Косырьков возвращался домой от знакомого, с которым выпивал все утро. Около железнодорожной станции Болшево его заметили двое полицейских и попросили показать паспорт. Косырьков отказался и попытался сбежать. Полицейские поймали его, посадили в машину, отвезли в опорный пункт, а потом решили отправить мужчину на медицинское освидетельствование в местный наркологический диспансер.
На Косырькова надели наручники и посадили в служебный автомобиль, в специальный отсек сзади. Перед ним расположился полицейский по фамилии Порохня. Как впоследствии Косырьков рассказывал суду, он «разозлился из-за сложившейся ситуации», привстал, дотянулся до Порохни и откусил у него часть левого уха.
У Косырькова была ВИЧ-инфекция, поэтому Королевский городской суд рассматривал два уголовных дела — одно о применении насилия в отношении представителя власти (318-я статья Уголовного кодекса), а другое — о «заведомом поставлении другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией» (часть 1-я статьи 122 УК РФ). Выступавшая на суде врач-инфекционист заявила, что заражение ВИЧ через укус не исключается в том случае, если и полость рта кусающего, и рана пострадавшего кровоточат. Никаких свидетельств тому, что у Косырькова кровоточил рот, на суде не было представлено — зато в качестве подтверждения виновности мужчины в вердикте приведены результаты экспертизы, согласно которой во время укуса слюна Косырькова смешалась с кровью Порохни (ВИЧ не передается через слюну).
В августе 2015 года Косырькова приговорили к четырем годам лишения свободы за нападение на полицейского и к еще шести месяцам — за «поставление в опасность заражения ВИЧ». С учетом незакрытой предыдущей судимости за кражу мужчину отправили в колонию строгого режима на пять лет.
В судебном решении указано, что ВИЧ-инфекция у мужчины развилась до «стадии 4б» — то есть, согласно классификации российского Минздрава, практически до стадии, когда больного уже нельзя спасти. Упомянуты и другие болезни Косырькова: «хронический гепатит С, лихорадка неясного генеза, оральный кандидоз, туберкулез легких в анамнезе». Его адвокат по назначению Игорь Саранцев cказал «Медузе», что не помнит подробностей дела и о дальнейшей судьбе Косырькова ничего не знает.
Уголовные наказания за заражение ВИЧ начали применять в США в 1980-х. Тогда общество плохо понимало, как бороться с эпидемией
Криминализация ВИЧ — то есть создание законов специально для наказания людей за деяния, связанные с вирусом иммунодефицита, — стала мировой практикой в 1980-е; первопроходцами были США. К середине того десятилетия американское общество уже знало о новой инфекции — и начало паниковать. Врач, основатель глобальной программы ООН по СПИДу Джонатан Манн позже писал, что этот период «был пронизан неопределенностью и спешкой», а «информационная кампания беспрецедентной силы и дерзости явно ставила задачу напугать людей».
Манн приводил в качестве примера британский телевизионный ролик «Не умирай из-за невежества» — мрачная реклама, по воспоминаниям комментаторов на ютьюбе, производила на английских зрителей сильнейшее впечатление. Еще более пугающий ролик транслировали, например, по австралийскому телевидению. Через несколько лет подобная социальная реклама появилась и в России; подобные кампании проводятся и сейчас: как рассказывает организация «Пациентский контроль», в сентябре в Москве развесят плакаты со слоганами вроде «Группы риска — это не только наркоманы и гомосексуалисты. Это живущие нормальной половой жизнью мужчины и женщины, мужья и жены, случайно изменившие друг другу» и «Если ты не рискуешь, сохраняешь верность своему партнеру <…> тебе нечего бояться. СПИД тебя не касается!»
В 1989 году американский профессор права Лоуренс Гостин писал, что на общественное мнение повлияло не только «неуклонное распространение эпидемии», но и тот факт, что это «распространение преимущественно связано с осознанными действиями [человека] — мужеложством, проституцией и использованием внутривенных наркотиков», которые «широкие слои общества считают аморальным и даже противозаконным».
Гостин отмечал, что, согласно соцопросам, в 1980-х многие жители США поддерживали идею отправлять людей с ВИЧ «в карантин, в специальные места подальше от всех остальных». Некоторые консервативные политики также требовали принудительной изоляции людей с ВИЧ и уголовного преследования тех, кто откажется от изоляции; таким образом они показывали обществу, что серьезно настроены на борьбу с болезнью.
Во многих штатах стали появляться законы специально для людей с ВИЧ. Где-то они получились исключительно суровыми: людям давали большие тюремные сроки за сокрытие от сексуального партнера наличия инфекции — вне зависимости от того, произошло заражение или нет. В других штатах — Луизиане, Южной Дакоте, Индиане — ВИЧ-положительного человека могли преследовать за угрозу заражения, даже если он просто в кого-то плюнул или кого-то укусил.
С 1986 по 2001 год такие случаи составили 23% от всех американских уголовных дел, связанных с законами вокруг ВИЧ, — но иногда возникают и сейчас. Так, в июле 2017 года Уилли Ширли из Нового Орлеана попал под точно такие же обвинения, что и Павел Косырьков из Королева двумя годами ранее. Ширли кидался «неизвестными предметами» в торговом центре, а когда прибывшая полиция попыталась его выдворить, плюнул в одного полицейского и трижды укусил за руку другого. В отличие от Косырькова, Ширли не попал в тюрьму, а отделался штрафом в 17 тысяч долларов, 10 тысяч из которых пришлись на статью об угрозе заражения ВИЧ.
Россия — лидер по количеству приговоров, связанных с ВИЧ. Но российские суды наказывают мягче, чем американские
США и сейчас являются одним из лидеров по количеству обвинений по «ВИЧ-законам». Но Россия, где уголовное преследование для носителей ВИЧ было введено в 1987 году, перегнала Америку. Международная группа HIV Justice Network изучила открытые данные о связанных с ВИЧ преступлениях в период с апреля 2013 года по октябрь 2015 года. Больше всего дел пришлось на Россию — по крайней мере 115. США — на втором месте; дальше с большим отставанием идут Белоруссия и Канада.
В российской государственной системе «Правосудие» «Медуза» нашла информацию о 125 судебных решениях по 122-й статье УК из 14 регионов страны (данные, возможно, неполные); большая часть из них приходится на последние 5 лет.
В российском законодательстве нет четкого описания обстоятельств, при которых для ВИЧ-положительных наступает уголовная ответственность. Под суд может попасть любой человек, знающий о своем положительном статусе (при постановке на учет он подписывает соответствующий документ), если он осознанно поставил ВИЧ-отрицательного под угрозу заражения или заразил его. Осознанность действий преступника и степень их опасности определяет суд. Например, если ВИЧ-положительный не предупредил партнера о своем статусе перед незащищенным сексом, он может получить до года колонии, даже если в итоге не произошло заражения; если партнер заразился — до пяти лет. До 1996 года действовала аналогичная статья УК РСФСР, которая предусматривала более жесткие санкции: до пяти лет лишения свободы — за «поставление в опасность заражения» и до восьми — за реальное заражение.
Часто статья 122 идет «довеском» к другим обвинениям — в краже, угрозе убийством, нанесении телесных повреждений или изнасиловании. Тогда приговор по статье 122 добавляет несколько месяцев к общему тюремному сроку (как это было в случае с делом Косырькова).
Иногда суд применяет нормы статьи 122 совершенно формально. Осенью 2017 года Курганский городской суд приговорил к 13 с половиной годам колонии строгого режима гражданина Постовалова. Утром 9 мая 2017 года Постовалов познакомился с подвыпившим молодым человеком Д. (его настоящее имя изъято из текста приговора); вместе они выпили и пошли домой к новому другу Постовалова. Там Д. предложил заняться сексом. В приговоре указано: «Ранее у [Постовалова] не было гомосексуального опыта, но так как он был пьяный, то решил попробовать. Затем между ним и [Д.] произошел половой акт по обоюдному согласию. Во время полового сношения с [Д.] он не предохранялся. Половой акт у него был с [Д.] в его задний проход».
Дальше между мужчинами возникла ссора, Постовалов повалил своего партнера на пол и связал, а когда тот начал ругаться, взял на кухне нож и стал бить им молодого человека, пока тот не умер; после этого Постовалов пошел домой. Труп Д. обнаружили на следующий день. У Постовалова была ВИЧ-инфекция, и поэтому его судили не только за умышленное убийство, но и за заведомое поставление другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией; по этому обвинению к приговору суд прибавил полгода колонии.
В большинстве же случаев осужденные по 122-й статье получают условные сроки или ограничение свободы без посадки в тюрьму. Так, люди, которые долго сожительствовали с потерпевшим или потерпевшей, не рассказывая о своем ВИЧ-статусе, и в конце концов заразили его или ее, обычно получают от одного до трех лет лишения свободы условно; есть случаи, когда суд прекращает уголовное дело по просьбе потерпевшей стороны.
Похожие наказания получают те, кто поставил под угрозу здоровье нескольких людей. Большесосновский районный суд Пермского края в 2014 году рассмотрел дело Е. Гладковой. Согласно тексту приговора, в 2013-2014 годах Гладкова занималась сексом с тремя разными мужчинами (в тексте указано, по скольку раз с каждым), не предупредила их о положительном ВИЧ-статусе, но никого из них не заразила. Женщине назначили два года ограничения свободы — запретили ей покидать Большесосновский муниципальный район и выходить из дома между 22:00 и 6:00.
Во многих штатах США в подобных случаях ВИЧ-положительные люди получали реальные тюремные сроки. В 2008 году Канай Мубита — эмигрант из Замбии, проживавший в городе Москва, штат Айдахо, — получил четыре года тюрьмы за секс с 11 женщинами. Ни одна из них не заразилась. При этом с одной из женщин Мубита занимался только оральным сексом и требовал исключить этот случай из списка обвинений, поскольку передача вируса через его слюну была невозможна. Верховный суд штата постановил, что это не имеет значения — закон Айдахо запрещает ВИЧ-положительным вступать в любую сексуальную связь без предупреждения о своем статусе.
ООН и ВОЗ давно требуют декриминализировать ВИЧ. В том числе — потому что сегодня ВИЧ-инфекция уже не смертельна
В 2016 году в 72 государствах действовали криминализирующие ВИЧ законы, однако в последние годы многие страны смягчают их или вовсе отказываются от уголовного преследования.
В 2011 году министр юстиции Дании Ларс Барфод приостановил действие 252-го параграфа уголовного кодекса, который предусматривал до восьми лет заключения для людей с ВИЧ за незащищенный секс с ВИЧ-отрицательным человеком. Объясняя свое решение, Барфорд процитировал Датское агентство по охране здоровья: «Современная терапия снижает уровень ВИЧ в крови на 99% уже в первые недели [приема лекарств], а значит и существенно снижается риск передачи вируса от человека, получающего . Ожидаемая продолжительность жизни человека с ВИЧ не отличается от продолжительности жизни остального населения такого же пола и возраста. Другими словам, ВИЧ-инфекция не смертельная сама по себе, если вовремя принимать терапию».
Созданная в 90-х программа по СПИДу и ВИЧ при ООН (UNAIDS) в 2008-2013 годах разработала рекомендации для властей государств, где существуют специальные уголовные ВИЧ-законы. UNAIDS настаивает, что любые случаи, когда «потерпевший» не был заражен ВИЧ, не должны рассматриваться как уголовное преступление. Более того, судить можно лишь тех людей, которые осознанно намеревались заразить потерпевшего, а само по себе знание о ВИЧ-положительном статусе не означает, что такое намерение было (суды в России, судя по практике, уверены в обратном).
UNAIDS настаивает, что даже если один человек передал вирус другому, (например, во время секса), но при этом принял «разумные меры снижения риска» (использовал презерватив, практиковал секс без проникновения или достоверно знал, что его вирусная нагрузка мала), то преследовать его нельзя.
В 2014 году рекомендациям последовал даже губернатор штата Айова Терри Брэнстэд, который за 16 лет до этого лично утвердил один из самых жестких уголовных законов против ВИЧ-положительных людей в мире (человека, который занялся сексом с ВИЧ-отрицательным партнером, не предупредив о своем статусе, могли посадить в тюрьму на 25 лет). По новому закону в расчет берется умысел и вероятность заражения, сроки заключения снижены.
Иногда умысел заражения бывает очевиден. В октябре 2017 года итальянский суд приговорил к 24 годам тюрьмы Валентино Таллуто. С того момента, как он узнал о наличии у него вируса в 2006 году, он имел неоднократные незащищенные сексуальные контакты с 53 женщинами; младшей из них было 14. В результате Таллуто заразил 30 из них, суд счел, что мужчина сделал это умышленно.
Ученые, изучающие вирус и эпидемию, считают, что наказание за передачу ВИЧ в большинстве случаев неэффективно. Тем более — наказание за возможность его передачи (если речь не идет о заражении с помощью умышленного смешения крови больного человека и здорового).
В июле 2018 года на 22-й Международной конференции по СПИДу двадцать ведущих экспертов составили совместное заявление, где изложили все доказанные исследованиями возражения против криминальных законов о ВИЧ. По их мнению, нельзя наказывать людей с ВИЧ за любой вид секса, потому что вероятность передачи вируса при однократном контакте «невелика», а значит само заражение — скорее случайность, чем умысел. При оральном сексе или при низкой вирусной нагрузке у ВИЧ-положительного человека эта вероятность и вовсе стремится к нулю.
То же касается не связанных с сексом «обменах телесными жидкостями»: как объясняют эксперты, даже если слюна ВИЧ-положительного, укусившего другого человека, содержала немного крови, вероятность заражения крайне невелика. Наконец, с научной точки зрения вообще невозможно доказать, что конкретный человек заразил другого: современные методы недостаточно точны, чтобы проследить путь заражения.
Несмотря на состояние его здоровья, Павел Косырьков, которого судили в том числе за укус полицейского, выжил в колонии. В начале 2018 года мужчине даже сократили срок заключения по кассации — он должен был истечь в начале сентября. Что с Косырьковым происходит сейчас и вышел ли он на свободу, «Медузе» выяснить не удалось.
Слушайте музыку, помогайте «Медузе»
Евгений Берг
Источник